легенды и предания Принаровья — Проект «Речные променады III»

Легенда о строительстве Нарвского замка

Давным-давно, в стародавние времена, на том месте, где сейчас находится нарвский Вышгород, жили бесстрашные разбойники. Были они свободными людьми, а пропитание себе добывали тем, что брали пошлину с торговых судов, шедших с балтийского моря на Русь или из Руси во все страны Европы: от Швеции до Испании. При случае же, не стеснялись и грабить купцов и не только на суше, но и на море.

Сокровища свои «джентельмены удачи» прятали в неприступной скале, что подтверждает и старая эстонская легенда, гласящая, что Нарва построена на трех пластах золота. Так, безбедно, жили принаровцы, но однажды с запада пришли немцы, победили разбойников, а на месте их обитания построили свой замок.

Легенда о строительстве Ивангородской крепости

Однажды русский царь был в гостях у шведского короля. Ели и пили вдоволь. В конце пира просит русский царь продать ему часть Нарвской земли. На что шведский король его спрашивает:

Сколько же ты желаешь?
Ах, много не хочу, — ответил хитрый царь, — только в величину лошадиной шкуры.
Шведский король принял эту просьбу за шутку, и, рассмеявшись, ответил:
Бери, бери! Не хочу платы, отдаю бесплатно!

Прошло некоторое время и король пожалел об опрометчивом решении — подъехав к Нарве, русский царь разрезал шкуру на тонкие-тонкие ремешки, связал их и получившейся веревкой обнес часть земли. Понял король, что надул его царь, но делать нечего — пришлось сдержать данное слово.

Зная, что шведский король не простит ему этой «шутки» со шкурой, русский царь повелел выкопать новое русло для реки, которое бы отделило Город Лошадиной шкуры от Нарвы. Под новым руслом пробили подземный ход, чтобы при необходимости тайно проникать в Нарву. Вскоре работы были закончены, воду пустили по новому руслу, а старое, за крепостью — пересохло. Так Город Лошадиной шкуры был присоединен к России.

Во время одного из военных конфликтов, русские попытались проникнуть в Нарву подземным ходом, но одновременно, им навстречу, двинулись шведы, узнавшие о тайном туннеле. В подземном ходу произошла жестокая боевая стычка, и каждая из сторон, с большими потерями, была вынуждена вернуться обратно.

Когда же Петр I захватил Нарву, ход заложили камнем.

Племя Нарова

Около 14 тысяч лет тому назад, в результате потепления климата, земля принаровская освободилась от ледяного панциря, долгие и долгие тысячелетия сковывающего ее.

Прошло еще семь тысяч лет и в Принаровье поселились люди.

Остатки их поселения обнаружены в Сийвертси, близ Нарвы. Первые наши «земляки» были смелыми охотниками, искусными рыболовами и собирателями. Выяснить этническую принадлежность первопоселенцев в настоящий период не представляется возможным. Примерно в середине III-го тысячелетия до нашей эры в Принаровье расселяются финно-угорские племена, пришедшие с востока. В начале II тысячелетия в регионе прослеживаются следы проживания предков балтов (латышей и литовцев) и славян.

В 11 веке уже нашей эры, в «Повести временных лет», русском летописном своде, упоминается народ «нарова». Что это было за племя? Каково его происхождение? И хотя археолог Е.А.Рябинин относит его к финно-угорам, здесь пока больше вопросов, чем ответов. Народное же предания повествует об этих временах следующее.

…Давным-давно, в стародавние времена, на том месте, где сейчас находится нарвский Вышгород, жили бесстрашные разбойники. Были они свободными людьми, а пропитание себе добывали тем, что брали пошлину с торговых судов, шедших с балтийского моря на Русь или из Руси во все страны Европы: от Швеции до Испании. При случае же, не стеснялись и грабить купцов и не только на суше, но и на море.

Красавица Ингер

Некоторые сведения о мифологических жителях Принаровья довел до нас А.Тынурист в вышедшей в 1924 году книге «Нарвские замки и сказки».

Когда бог сотворил мир, то тогда же им на реке Алуксе (древнее название Наровы) была сооружена священная гора и несколько островов.

Однажды, на священную Девичью гору пришел полюбоваться Ильмарине. Рядом, в реке, у подножия горы, он увидел прекрасных русалок, резвящихся среди волн. Больше всех ему понравилась русалка по имени Ингер. Она настолько очаровала Ильмарине, что он решил на ней жениться. Однако отец Ингер, злой и могущественный Водяной, не захотел выдать дочь замуж за кузнеца. Хотя он знал, что Ильмарине был не простым кузнецом, ведь это именно он отковал наши серебряные небеса и звезды на них. Не сумев добиться от Водяного согласия на брак, обратился Ильмарине за помощью к Богу. Тот срочно собрал в Вийвиконна (волость Вайвара) всех мудрецов из Эстонии и Финляндии. Лишь один из них посмел ослушаться и не явиться — тот, который жил у Девичьей горы и дружил с Водяным.

Никому не хотели отдавать русалок мудрец с Водяным, и собравшиеся в Вийвиконде волхвы ничем не смогли помочь Ильмарине.

Видя безуспешность попыток мудрецов, Бог прогневался, и сказал юноше:

Ты останешься без жены до тех пор, пока я не развею чары Водяного и не накажу ослушавшихся меня. Только тогда ты сможешь жениться на Ингер и унести ее на небеса, к звездам.

Я сделаю так, что теперь каждый год будет сильный холод, все воды и реки будут покрываться льдом. Весной же половодье начнет копать могилу Водяному. Большое озеро Пейпси (Чудское) пошлет свои льдины через Нарвские водопады. Льдины по дороге будут прихватывать куски плитняка и этим я уничтожу жилье, а следовательно и зло тех, кто противится моей воле и женитьбе Ильмарине.

О строительстве Ивангородской крепости

В 1732 году в Нарве оказался путешествующий по Пруссии, Польше и России француз де ля Монтре. Он был поражен величием Ивангородской крепости, а от местных жителей услышал следующее предание.

Долгое время русский царь не мог найти строителя-архитектора для крепости. Наконец, такой человек объявился: по национальности поляк, а по месту рождения — смолянин.

Обещал построить крепость мощную, неприступную и в короткий срок. И построил! Не много времени прошло — готова крепость, нет ни краше, ни мощнее на Руси, ливонцы — напротив — в трепете, — неповадно будет больше земли русские ?зорить! Осмотрел царь крепость — доволен остался, пообещал строителя наградить за труды по-царски.

Проходит какое-то время, вызывает царь архитектора для расчета. Обрадовался было строитель, да рано: вместо благодарности приказал царь ослепить архитектора — чтобы другой такой крепости никому не построил, да и этого плана поведать не мог…

Что касается строителей-архитекторов, то летопись называет имена Владимира Торокана и Маркуса Грека. Об их ослеплении нигде не упоминается, хотя ослепление в средневековье — не столь уж и редкое явление. К примеру, был ослеплен великий князь Василий, получивший прозвище «Темный» — отец Ивана III. По легенде ослеплены были и строители храма Василия Блаженного Постник и Барма.

Действительность иногда превосходит самые фантастичные легенды. Во истину, вызывают чувства восхищения сроки, в которые была возведена Ивангородская твердыня: началось строительство Детинца 25 мая 1492 года, а закончилось 22 августа того же года. 26 августа 1496 года крепость была взята штурмом шведами и разрушена. 13 сентября 1496 года начинаются строительно-восстановительные работы под руководством воеводы, князя Ивана Гундора и дьяка Михаила Кляпина. 6 декабря работы были закончены! Отстроен самый большой объем крепости — Большой Боярший город, почти в 16(!) раз превосходящий Детинец, а если сравнить с Нарвским замком, то по площади застройки превосходит и его.

Строили крепость в старину по камешку; лес, песок, известь подвозили на лошадях. В раствор же, чтобы крепче был, добавляли кирпичную крошку, да как говорится в одном предании — куриные яйца.

Много сырых куриных яиц требовалось. Закупали их в округе воеводины подрядчики, а бывало и сами крестьяне их на стройку приносили. Однажды, крестьянин из села Наровского привез целый воз яиц. Удивились строители: откуда столько? Не смутившись крестьянин ответил, что, мол, объехал все деревни в округе и там скупил яйца, чего зря кобылу гонять из-за одного лукошка?

Рассчитался воевода с крестьянином, тот хлестанул кобылу и был таков. Стали строители раствор замешивать, одно яйцо разбили… второе… , а яйца все вкрутую вареные оказались. Разгневался поначалу воевода, хотел погоню за крестьянином выслать, да потом передумал, велел яйца к обеду строителям выдать. Много яиц было — целый воз, да и строителей немало, как раз всем по одному и вышло.

Легенда о рыцаре Индрике фон Беренгаупте

Эта легенда одна из самых популярных и известных в Принаровье. Вероятно, каждый из туристов, побывавших в Нарве или в Ивангороде, услышит ее, а то и не один раз. В чем популярность этого предания? Видимо, в оригинальности сюжета, в общности для всех времен и народов, определенных духовных и морально-эстетических качеств. В настроении, которое создается у туристов и экскурсоводов удивительная панорама крепостей, стремительное течение темноводной Наровы, гортанные крики чаек, свист и завывание ветра в бойницах и проемах… Итак:

В древние времена не раз ливонские рыцари нападали на русские земли. Они грабили окрестные деревни, угоняли скот, а порой уводили в неволю и жителей.

Царь Иван построил мощную крепость напротив замка ливонского, чтобы предотвратить разбой, но рыцари обходили крепость стороной и набеги продолжались. Иногда русские проводили ответные походы, и тогда горе и слезы поселялись уже на нарвской стороне.

Однажды, после очередного разбойничьего ливонского похода, ивангородцы осадили Нарву. После сильного обстрела в замке вспыхнул пожар, и русские воины ринулись на штурм. Военное счастье сопутствовало им, ряды защитников замка редели с каждой минутой. Сражение со стен перешло во внутренние помещения замка.

В одном из покоев рыцарь Индрик фон Беренгаупт мужественно защищал свою семью — жену и сына. Пал, сраженный рыцарем, один русский воин, ранен другой… Но им на смену тут же вставали другие, и Индрик понял, что он обречен.

Не желая, чтобы его красавица жена досталась противнику, тяжелым мечом, своею рукою рыцарь лишил ее жизни. Он еще хотел убить себя и сына, но от тяжелого удушливого дыма, проникшего во все помещения пылающего замка, потерял сознание. Русские, посчитав рыцаря погибшим, забрали кричащего малыша и спешно покинули пылающее задымленное здание.

Индрик погиб бы, но судьбе было угодно, чтобы он остался жив: внезапно разразилась страшная гроза, полил проливной дождь и погасил бушующее пламя.

На следующий день, придя в себя, Индрик фон Беренгаупт дал обет перед оставшимися в живых отомстить русским за смерть жены и пленение сына. В траурной одежде, под звуки реквиема, вместе с двумя слугами, Индрика опустили на дно глубокого сухого колодца — в «могилу» (глубокое подземелье в рыцарском замке, служившее прежде для заключения преступников, обреченных на голодную смерть). План Индрика был прост, но трудно выполним: он решил прорыть подземный ход под рекой, внезапно ворваться в Ивангород, отомстить русским и спасти сына. Рядом с колодцем товарищи рыцаря подвесили колокольчик, который бы дал знать, что добровольным узникам нужна помощь.

Работа была долгая и тяжелая. Дни шли за днями, недели за неделями, годы за годами. Ни разу Индрик не поднялся на поверхность, ни разу его глаза не увидели солнца, лишь поскрипывал ворот, которым подавали в шахту воду и пищу, а поднимали выработанный камень, нарушало глухой, однообразный стук кирки.

Двадцать лет продолжался этот адский труд. За это время колокольчик у колодца прозвонил лишь дважды — это слуги рыцаря погибли и их тела подняли на верх.

Наконец, колокольчик прозвенел в третий раз: Беренгаупт закончил работу. Лишь тоненькая перегородка отделяла теперь подземный ход от внутреннего двора Ивангородской крепости. Рыцаря подняли на поверхность и ахнули — Боже как он изменился! Из цветущего мужчины он превратился в седого, полуслепого старика. Здоровье и жизнь потеряны, но глаза рыцаря светились: сегодня же ночью он проникнет в русскую крепость, уведет сына, и тогда — горе русским, они заплатят и за смерть жены, и за все его страдания и лишения.

Ночью Индрик осторожно доломал тонкую перегородку, закрывавшую выход, и проник в русскую крепость. Ему удалось найти сына, но глубокое разочарование: сын за эти годы вырос в прекрасного молодого мужчину, он почти забыл родной язык, принял православную веру. Воеводу ивангородской крепости, вырастившего его, он считал родным человеком и собирался жениться на его дочери. Идти с отцом в Нарву сын отказался, и еще пригрозил, что поднимет тревогу, если отец не оставит его в покое. Индрик этого не выдержал: из последних сил он дал пощечину сыну и скрылся в подземном ходу.

Обо всем произошедшем сын Индрика поведал воеводе. Тот дал ему отряд воинов и поручил проверить: куда ведет внезапно появившийся подземный ход.

В это же время Индрик в Нарвском замке спешно собирал рыцарей для нападения на Ивангород и, вскоре, во главе войска он двинулся в Ивангород через подземелье.

И вот, посередине хода, произошла встреча двух отрядов. При свете чадащих факелов, по колено в воде, завязался тяжелый бой.

Индрик, при свете метущихся бликов, разглядел сына и бросился на него с обнаженным мячом, но рука сына оказалась сильнее и Индрик фон Беренгаупт пал замертво. В эту же минуту подтекающие своды хода рухнули, воды Наровы ворвались в подземелье и оба отряда погибли…

С тех пор, по ночам, стража обеих крепостей, особенно в осеннюю ненастную погоду, слышит стоны над рекой: это стонет дух сына Беренгаупта, не находящий покоя…

При проведении реставрационных работ как в Ивангородской крепости, так и в замке Германа, никаких следов подземного хода не обнаружено. Однако влияние предания на местное население настолько велико, что время от времени встречаются «очевидцы», утверждающие, что их родственники или знакомые побывали в подземном ходе под рекой.

О российских дорогах, игре в шахматы и архитекторе Иване Выродкове

В 1554 году Иван Грозный потребовал у Ливонского Ордена выплаты дани за Дерпт-Юрьев. Ливонцы попросили отсрочки на три года, нодань не выплатили. Тогда русский царь выслал им суровое письмо и кнут, чем призвал к покорности и грозил карой. Надвигалась война…

До последнего момента, даже после отправки кнута и гневного письма ливонцам, царь Иван пытался решить дело миром. Известны планы царя, согласно которым он собирался развивать Ивангород как международный торговый центр, где была бы предоставлена возможность свободной торговли всем, в том числе ливонцам из Нарвы. Для этого в Ивангороде намечалось построить торговый гостиный двор, в устье Наровы — новый порт — «корабельное пристанище», однако, магистрат Нарвы от сотрудничества отказался.
Иван Грозный обладал очень сложным характером: необузданная жестокость сочеталась с заботой о процветании государства, распущенность и самодурство соседствовали с расчетливостью и предусмотрительностью. Последнее качество, вероятно. было выработано игрой в шахматы, до которой царь был большой охотник. Просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед и в связи с этим планом решать непосредственные задачи, было в обычаях царя Ивана, в отличие, скажем, от царя Петра Великого, который, по собственному приказанию начал Северную войну «как слепой, не зная силы противника и своего состояния». А ведь действительно, на начало 18 века расстановка сил была такова, что Россия уступала Швеции не только по уровню развития производства, военного дела, но даже по численности населения.

Иной был царь Иван: если он строил дворцы, — то с подземными дворцами; вводил опричнину, но не ликвидировал полностью земщину; решив «повоевать» с Казанью, начал строить свой главный опорный пункт Ивангород-на-Свияге за год до начала боевых действий. Так же, загодя, в случае неудачи в решении ливонского вопроса миром, царь московский начал готовиться к войне. Срочно все дороги на северо-запад от Москвы были отремонтированы, мосты выстроены заново. Все почтовые дворы, находящиеся друг от друга на расстоянии 6-8 верст, были расширены вдвое, оборудованы конюшнями на 50-100 и большее количество лошадей. Как это не покажется странным сейчас, но в 16 веке Россия имела дороги «мирового» класса. Скорость передвижения по ним достигала 200 верст в сутки, а ширина (от Ивангорода кстати еще в 15 веке) была такова, что по ней могли проехать в ряд 12(!) всадников. Поздней осенью 1557 года обозы из тысяч саней груженых провиантом, фуражем, порохом, ядрами, свинцом и оружием потянулись к границам с Ливонией. Конные русские отряды пересекали Нарову и вели разведку на территории возможного противника. В апреле 1557 года царь посылает окольничего, князя Дмитрия Ивановича Шастунова, Петра Петровича Головина и Ивана Выродкова на Ивангород, на устье Наровы, «поставить город для корабельного пристанища». Возведение порта начинается… со строительства крепости, которая к июлю того же года была построена. Вероятнее всего, эта «крепостица», или по западно-европейской терминологии блокгауз, находилась на мысу между Финским заливом, рекой Наровой и рекой Россонью. Здесь же, наверное, и были начаты работы по строительству порта. На другом берегу Россони, у Наровы, уже существовала «крепостица», построенная ранее — в 1536 году, а в следующем 1558 году, по предположению известного исследователя русского крепостного зодчества В.В.Косточкина, была построена уже на усть-наровском берегу и третья «крепостица» так, что устья Наровы и Россони полностью контролировались. Примечательно, что работами по возведению этих сооружений руководил Иван Григорьевич Выродков — выдающийся русский инженер-фортификатор. Особенность строительства Выродковым военных сооружений состояла в том, что он широко использует метод сборки из ранее подготовленных конструкций. Так Ивангород-на-Свияге (сейчас Свияжск) он строит … за 1000км в Угличе, затем разбирает на бревна, увязывает в плоты и сплавляет по притокам до Волги, где в 20 км от Казани, за 28 дней возводит город-крепость, что и предрешило судьбу Казанского ханства. При штурме Казани «монтажники» Выродкова за один день собирают из заранее подготовленных бревен 13 метровую передвижную башню, в которой было размещено 50 орудий(!). Крепостицы в устье Наровы были небольшие и служили лишь форпостом, но играли немаловажную роль; наследники шведского полководца Делягарди, взявшего эти «блокгаузы» штурмом, посчитали необходимым отметить эти события, изобразив горящие Руганы на алтаре саркофага полководца. Кто не знает, Руганы — это, по некоторым источникам, именно такое название носили «крепостицы» в устье реки Наровы. Выстраивается интересная цепочка: Руген (Руян) — остров на Балтийском море, где находилась столица Велетской (Прибалтийской) Руси, княгиня Ольга была европейским источникам «царицей ругов»; Ругодив — такое название Нарвы мы встречаем в русских летописях, и вот, наконец, Руганы… Может быть что-то выяснится в результате будущих археологических исследований, ведь раскопки крепости до сих пор не производились.

По одной из гипотез, остров Буян из сказок Пушкина это и есть остров Руген (сейчас территория Германии).

Легенда о пьяном артиллеристе и святых иконах

К весне 1558 года Орден собрал требуемые 60 тысяч талеров и готов был выплатить их московитам, но тут произошла роковая случайность, приведшая к долгой, 25-летней войне, в результате которой, Россия почти потеряла выход на Балтику, за исключением небольшой территории в районе устья Невы; а Ливонский Орден как государственное образование, прекратил свое существование навсегда. Видимо бог покарал Ливонию: братья-рыцари уже давно не соблюдали донные господу обеты, вера иссякла, мечи заржавели и славны они были уже лишь только тем, что считались лучшими пьяницами Европы…

Шли дни поста перед праздником Пасхи. Благочестивый народ Ивангородский, празднично одетый, толпился внутри и около храмов. А в это время соседи, как писал князь Курбовский «… их милости немцы великомощные и гордые, сами себе новое изобредшие, нарекшиеся евангелики (евангелисты, лютеране), в начале еще дня того, ужравшиеся и упившиеся, стреляти на место русское начали и побиша люда немало христианского с женами и детками и пролиша кровь христианскую в такие великие и святые дни.

А на Иванегороде воевода, не смеючи без царева приказа перемирие нарушити, дал скоро до Москвы знати. Поездка гонца в Москву, решение царя и дорога гонца обратно, заняли всего 9 дней».

И случилось так, что гонец ивангородского воеводы Ивана Шарапова прибыл в Москву одновременно с делегацией Ордена.

Узнав о произошедшем в Ивангороде, царь ответил послам ливонским: «Вероломство ваше будет наказано — возвратитесь, отнесите к вашему магистру посланное от него ко мне злато; я вскоре с огнем и мечом буду к вам…». А гонцу дал наказ — открыть огонь по Нарве «из всего наряду». Вот к чему может привести пьяная выходка артеллириста.
Обстрел из Ивангородской крепости по городу, по Нарвскому замку был мощный и методичный: ежедневно до 300 ядер пролетало над рекой к Нарве: чугунных и каменных, небольших и шестипудовых (~100 кг).

И вскоре в Нарве произошло вот что: «Варил чудин пиво, да образ Чудотворца Николы, тот чудин котел подкинул, и оттого пламень шибся и весь город выгорел, а образ соблюдеся цел. Андрей Басманов со товарищи, взяв город, немцев и чудь отпустиша, нашли образ Одигитрии Пятницы и николин образ целыми» — так повествует легенда. По документальным же источникам, складывается такая картина: 11 мая 1558 года, в воскресенье, в доме нарвского цирюльника Кордта Улькена (севернее собора на ул.Вышгородской(Суур)), действительно варившего пиво, возник пожар, вероятно в результате поврежденного в результате обстрела дымохода. Огонь перекинулся на находившееся рядом здание приюта, а затем и на весь город.

Пожар оказался настолько сильным, что тушить его и не пытались. Жители укрывались от пламени в Нарвском замке и рвах, окружавших город. Русские, с самой высокой башни своей крепости, носившей выразительное название «Государево око» (второе, более позднее название «Пороховая») внимательно следили за развитием событий в Нарве. В три часа дня воеводы Александр Данилович Басманов и Петр Петрович Сабелинский, военноначальники Данило Адашев и Иван Бутурлин, видя в Нарве не прекращающуюся панику, решили брать город штурмом. Моста тогда между городами еще не было и войска переправлялись «… кто на лодках, кто на досках, кто на воротах от домов».

Почти без сопротивления, через Русские и Колыванские ворота ивангородское войско ворвалось в горящую Нарву. Развернут брошенные на городских укреплениях пушки на замок, и открыв по нему огонь, русские вынудили его защитников, обороняющихся под командованием фогта Эрнста фон Шнелленберга и бургомистра Крумгаузена, через два часа сдаться. Находившиеся же за «тремя горами» (Синемяэ) феллинский окружной начальник Г.Кетлер и ревельский Ф.Загефахен, с 800 солдат, на помощь городу не подошли. (По другой версии этот отряд состоял из 4000 человек и он был в замке во время штурма, но сдался. Причем, при капитуляции ревельцы и феллинцы были отпущены, а «местные» удержаны русскими. Почти аналогичная история произошла при штурме Ивангорода шведами в 1496 году).

Капитулировавшему гарнизону было разрешено покинуть Нарву. Так русские захватили одну из мощнейших крепостей Ордена и 230 орудий.

Весть о взятии Нарвы, притом почти без потерь, вызвала бурю радости в Москве. Для верующих людей той поры являлось несомненным, что здесь не обошлось без божьего промысла. И здесь легенда о «святых» иконах получает неожиданное развитие. Было ли чудо, не было ли — остается только гадать, а современники этих событий записали по этому поводу в новгородской летописи следующее:

«Царь и великий князь велел послать архиепископу Пимену из Новгорода, юрьевского архимандрита Варфоломея, да протопопа с дьяконом, а изо Пскова послать Печерского игумена Корнелия, да Святой Троицы протопопа Иллариона с протодиаконом Иваном в Ругодив; … и по его государеву указу около града Ивангорода и Ругодива со кресты ходили и молебны пели и церкви свящали и затем образы до Новгорода последовали…»

В лето 7066 (1558г.) 23 ибля, в субботу, иконы привезли в Новгород, но их оказалось уже не две: «… привез из Ругодива, города немецкого, архимандрит Юрьева монастыря иконы: Пречистыя образ Одигитрии Пятницы на золоте, да Николин образ. Власей святый, святый Козьма и Димиан, скорописанные на краске, и встречал их архиепископ со всем собором, со множеством народа и внесоша иконы в церковь Святую Софию и положены быша на налой. Да того же месяца июля 26, вторник, поехал архимандрит юрьевский к Москве, повез иконы те, кои привезли с Ругодива, да игумен Благовещенского монастыря Трифон». Большая честь была оказана нарвским святым реликвиям в Новгороде, еще большая в Москве.

«… а на Москве, царь и метрополит со всем святым собором и с боляры и всенародное множество, так же встречали у Пятницы Ржевской за городом». Иконы св. Власия и святых Козьмы и Димиана, больше в исторических документах не упоминаются, но другие две, на долгие годы становятся православными священными реликвиями Принаровья. Образ Божьей Матери Одигитрии до 1944 года находился в Успенском соборе Ивангородской крепости, а в городском Нарвском соборе хранилась, как писали очевидцы, «… икона Николая чудотворца древнего письма в сребропозлащенной ризе (окладе)». Судьба иконы Божьей Матери после 1944 года неизвестна (по слухам вывезена в США), а икона Николая чудотворца находится в Нарвском Воскресенском соборе. Последнее сообщаем для людей порядочных, господ же мазуриков просят не беспокоиться: по заключению искусствоведов, нынешняя икона лишь копия, выполненная в конце XIX века.

Гойда! Гойда!

В связи с захватом Нарвы, вопрос о строительстве порта в устье Наровы отпал сам собой. Город переживает период бурного расцвета, строятся жилые дома, церкви, складские помещения, гостиный двор. У причалов гавани швартуются английские, голландские, французские, испанские корабли. Население города с 600-700 человек возрастает к 1570 году до 5 тыс. человек, а к 80-м годам XVI века до 7 тыс. человек. Старая городская территория не может вместить всех и возникают посады на севере и юге, а часть территории северного посада обносится деревянной стеной с восемью башнями.

Но не все время городская жизнь складывалась так безоблачно. Однажды, в начале 1570 года в городские ворота кто-то постучал. Стража, увидев русских ратных людей, посчитала, что это прибыла часть русского войска для похода против шведов. Воротники отперли ворота и тут же пожалели об этом: в город ворвались «кромешники» — один из опричных карательных отрядов, посланных царем Иваном искоренять крамолу, сам же великий князь творил суд и расправу в это время в Великом Новгороде. Всадники в черных балахонах, под которыми угадывались очертания боевых доспехов, с привязанными к коням, оскаленными собачьими мордами и метлами — символами опричнины, с дикими криками:»Гойда! Гойда!» рассыпались по улицам Нарвы, наводя страх и ужас в душах обывателей. Видимо, еще с тех пор пользуемся мы выражениями «ад кромешный», «кромешная темнота», ибо действительно, где появлялись кромешники (синоним — опричники), там творился настоящий ад. Джером Герсей, представитель английской Московской компании, писал, что в Нарве была совершена самая кровавая, жестокая резня, о которой когда-либо слыхали. Справедливости ради, следует отметить, что Герсей не был очевидцем событий (он приехал в Московию в 1572 г.) и часто использовал в своих записках неуточненные сведения, но если принять за основу процент погибших от рук карателей в Новгороде, то число казненных в Нарве составит примерно не менее 500 человек. Государевы «псы» не жалели ни мужчин, ни женщин, ни старого, ни малого. Из домов, лавок, складов выбрасывались на улицу ценности и товары и все это поджигалось. Вскоре, из-за смрада горящих тканей, шкур, воска, меда, мехов, льна, стало невозможно дышать и тогда, остатки товаров были свезены на мост и утоплены в проруби на Нарове. Подобное отношение к товарам и ценностям, более, чем к людям, возмутило иностранных купцов, по их подсчетам, было бессмысленно уничтожено ценностей на несколько бочек золота. Следует отметить, что террористическая акция на этот раз коснулась только русского населения: немцам, эстонцам, финнам под страхом смертной казни запрещалось укрывать московитов. За что же были убиты сотни людей? — За, якобы. желание передать город род «руку» Речи Посполитой.

В конце июля того же года, в Москве, по тому же обвинению в государственной измене, будет казнено более 200 знатных людей и высших государственных служащих, в том числе и опричников. В числе прочих будет казнен герой штурма Нарвы 1558 года — воевода Алексей Басманов, с сыном Григорием, нарвский воевода Михайло Матвеевич Лыков, человек который «… выучился языку латинскому, имел сведения о науках, отличался благородством души, приятностью в обхождении». Вместе с ним погиб «… ближний родственник сего воеводы, так же Лыков, прекрасный юноша, посланный царем учиться в Германию, он возвратился было ревностно служить отечеству с душою пылкою, с разумом просвещенным». Тогда же погиб Василий Разладин «потомок славного в XIV веке рода боярина Кваши». (Пройдет 20 лет и судьба сведет потомков Разладина под Нарвой).

Жесток был царь Иван; однако в те времена гуманизм был не в почете: испанцы уничтожали американских индейцев, англичане — испанцев, а 24 августа 1572 года тысячи католиков в Париже вырежут тысячи гугенотов за одну ночь. Впрочем и минувшему XX веку гордиться нечем: насилие — его определяющая черта.

Перед казнью 25 июля 1570 года Грозный задал вопрос соотечественникам: «Народ! Увидишь муки и гибель, но караю изменников! Ответствуй: прав ли суд мой?» Все ответствовали великогласно: «Да живет многие лета государь великий! Да погибнут изменники!»

Пятнадцать человек на сундук мертвеца

Кто не зачитывался в детстве «Островом сокровищ» Стивенсона, «Одиссеей капитана Блада» Сабатини, или «Голубым человеком» Буссенара? Отчаянные пираты, фантастические приключения, несметные сокровища… Но все это где-то далеко, там где теплый лазурный океан, пальмы, попугаи, ямайский ром… Но оказывается пиратством славились не только Карибы: на нашей цивилизованной Балтике, в XVI-XVII веках на мачтах многих судов реял веселый Роджер.

Были свободные флибустьеры, промышлявшие по принципу: «каждый сам за себя и против всех», стоявшие вне закона во всех государствах, были и пираты «в законе», которые заключали «джентельменский» договор с прибрежными правителями и грабили и топили только суда противников «сюзерена», отдавая ему 1/3 добычи, за что в свою очередь, получали прощение за все грехи. Мало того, многие из «джентельменов удачи» выйдя на покой, становились вполне благопристойными и уважаемыми гражданами: так английский головорез Френсис Дрейк, Милостью королевы Елизаветы I, за свои «подвиги» был в 1558 году посвящен в рыцари, а его соотечественник, разбойник и убийца — Генри Морган, награбил столько, что не только он сам, но и его потомки до сих пор не только почтенные, но и богатейшие люди в США.

Особенно усилилось пиратство на Балтике во время Ливонской войны: Польша, Литва и Швеция любыми путями пытались воспрепятствовать торговле России с другими странами Западной Европы. Не чурались они для достижения своих целей и услугами каперов: еще в 1558 году Иван Выродков, строитель «корабельного пристанища» и крепостей в устье Наровы, пишет властям Колывани (Таллинна) грамоту: «… от Ивангорода, купцы с товарами отправлялись морем в Колывань, но шведские душегубцы напали на них, потопили ивангородцев и отняли товары, затем их (душегобов) поймали колыванцы…» Далее в грамоте, излагается требование возврата «товаров сполна и наказания душегубцев». Неизвестно чем закончилась эта история, но нападения на купеческие суда в море продолжались. По одной из легенд (часть которой подтверждается документально), в 1568 году русский порт в устье Наровы задержал судно «12 апостолов», на котором было обнаружено 3 едва живых человека. По рассказу одного из них, Карстена Роде — датского купца, всего несколько дней назад, их караван из 8 торговых судов, покинул Нарву с грузом и направился в Данию, но в открытом море корабли подверглись нападению польских пиратов. Караван был разграблен и потоплен, и лишь по счастливой случайности пленникам удалось захватить и корсаров судно и вернуться в Нарву.

Известие о Роде, о нападении морских разбойников, уже не на одиночное судно, а на целый караван, заставило купцов принять ответные меры: так как торговый представитель английской компании в Нарве написал, чтобы впредь суда, направляемые в Нарву, имели вооружение. И действительно, 10 июля 1570 года, при входе в Нарвский залив, у острова Большой Тютерс, англичан поджидала польская корсарская эскадра из 6 судов. Но на этот раз флибустьеры просчитались: англичане имели 13 судов, причем вооруженных. в ходе боя одно пиратское судно затонуло, одному удалось скрыться, остальные 4, и 83 человека команды, были взяты в плен и сданы капитаном Вильямом Борро нарвскому воеводе.

Все «джентельмены удачи», за исключением одного, оказавшего в свое время услугу англичанам, вместе со своим капитаном Асмусом Ендрихом, были повешены.

В 1570 году в Нарве побывало 130 иностранных судов — «гости» из Англии, Франции, Голландии, Испании, Дании, Германии выгружали и загружали товары на причалах Нарвы и Ивангорода, ходили по городским лавкам, кабакам, гостиным дворам… Но это были лишь смельчаки, решившие плыть в Московию, грузооборот мог быть гораздо большим, если бы не пираты, которые «разбойным обычаем корабли разбивают и из многих земель дорогу нашим торговым людям затворяют». Торговые люди нуждались в крепкой защите, а своего флота у России не было. Тогда Иван Грозный решает завести свой каперский флот. Он выдает уже знакомому нам Карстену Роде свидетельство, по которому на море он должен был «…силой врагов взять, убить или в полоне держать, а их корабли в огнем и мечом сыскать, зацеплять и истреблять согласно нашего царского величества грамоты… А нашим воеводам и всяким приказным людям, кто бы ни был, того нашего атамана Карстена Роде и его шкиперов, товарищей и помощников в наших пристанищах, где ни буди — на море и на земле, в береженье и в чести держать.»

Свою базу Роде оборудовал в устье Наровы, под прикрытием крепостниц, построенных за 12 лет до описываемых событий Иваном Выродковым. По весне, были заложены поморскими корабелами 2 судна, но Роде не стал дожидаться окончания строительства: в Нарве он оснащает небольшое, в 40 тонн водоизмещением судно, и пускается на нем на встречу пиратской славе, а может быть и смерти. Удача — богиня корсаров, сопутствует московскому флибустьеру; летом он уже возглавляет флотилию из 17 трофейных судов. Его флагманское судно «Веселая невеста» с шумом резало форштевнем балтийские волны, а на мачте реял зеленый, с черным двуглавым орлом, флаг. Роде действовал чрезвычайно успешно, как по причине личных черт характера, знанию в совершенстве морского дела, так и в виду благоприятного отношения со стороны самодержца московского, а также датчан. Суда теперь могли спокойно ходить в Нарву, что было абсолютно неприемлемо для врагов России.

А недоброжелателей было много: и кровавый герцог Альба, враг легендарного Тиля Уленшпигеля, и пфальцграф люпельштейнский Георг Ганс,мечтавший пиратской эскадрой русский север, и король Речи Посполитой Сигизмунд,писавший королеве английской: «Мы еще раз подтверждаем вашему величеству, что царь московский ежедневно увеличивает свое могущество приобретением предметов, которые привозятся в Нарву… До сих пор мы могли его побеждать потому, что он был чужд образованности, не знал искусств, но если Нарвская навигация будет продолжаться, что останется ему неизвестным?»

Легенда о Василии Разладине

На 81 км шоссе Нарва-Таллинн, справа, в трех метрах от дороги стоит древний, мальтийского типа крест, вытесанный из местного плитняка, и высотой более метра. На нем с двух сторон, полуистершиеся от времени надписи на немецком и русском языках. Оказывается крест этот установлен на месте трагедии, разыгравшейся здесь более 400 лет назад, а именно 4 февраля 1590 года. Тогда 10 тысячный русский отряд нагнал отступившее от Нарвы шведское войско. Произошла битва, в ходе которой погиб один «мужественный и благородный шведский рыцарь», хотя имя его звучало не совсем по-шведски или немецки — Василий Разладин.

Что заставило служить врагам России Бельских, Насакиных, Барановых, Путиловых, Романовых? Репрессии Ивана Грозного? Корысть? Жажда славы? Гордыня? Неудовлетворенное боярское себялюбие? Неизвестно. Можно лишь догадываться о тех или иных мотивах. Про Разладиных лишь известно, что один из них, тоже Василий, лет за 20 до описываемых событий был казнен вместе с нарвским воеводой Михаилом Матвеевичем Лыковым и Петром Семеновичем Оболенским — князем Серебряным.

По одной из версий наш Разладин не пал в сражении, а был убит ночью, в своем шатре, а по второй версии — он был казнен будучи взят в плен вместе с Гансом Мейделем и Отто Врангелем, по третьей, и самой пожалуй романтичной, дело было так: когда русский отряд догнал шведов, оба войска построились в боевые порядки. По древнему обычаю выслали из своих рядов самых крепких воинов для поединка. Долго бились, проявляя мужество, храбрость и умение. Наконец, шведский витязь оплошал и тут же пал замертво от руки русского. Русский склонился к лицу поверженного, желая получше рассмотреть достойного противника, и с суеверным ужасом признал в нем родного брата… О произошедшей трагедии узнали оба войска и …разошлись в разные стороны: шведы двинулись в Раквере, а русские назад к Нарве.

В 1943 году в Нарве, в лагере для военнопленных женщин-медиков побывал генерал Власов. Голодным и униженным он сулил при переходе в его армию сытую и достойную жизнь, но ни одна из 120 женщин не согласилась. Казалось бы, Сталин как и Иван Грозный — титан, и предъявить счет могли бы многие… И все же тогда генерал Власов уехал ни с чем, а произойди эта история в наше время?..

О любви вообще и на войне в частности

В основном сюжеты классических литературных произведений, как, впрочем, и самой жизни, вращаются вокруг трех основных понятий: власти, денег и любви. О борьбе за власть мы поговорили, о деньгах немного позже, а сейчас немного о любви.

1590 год. Шла война. В те далекие времена в людях еще ценились преданность, мужество и чувство долга. Враги (в этой легенде русские) беспрестанно осаждали Нарву. На самом высоком месте города, у флагштока, находился воин по имени Олаф.

Внимательно, зорко осматривал Олаф окрестности, охраняя знамя и оберегая город от внезапного нападения. Вдруг Олаф увидел светлую тень, приближающуюся к нему: какое неожиданное счастье! В этом призрачном нечто рыцарь признал свою невесту, которую не видел долгое время.

Мой любимый, — прошептала счастливая девушка Олафу, — как долго я тебя искала, сколько я выстрадала! Мне говорили, что ты погиб в бою!

Она прикоснулась к Олафу, но тут же одернула руку:

Но что с тобой? Почему ты такой холодный, мой милый?
0, нет! — отвечал Олаф, — это не я холодный, а мои доспехи! Скоро, скоро кончится война, я сниму их, и мы заживем счастливо в мире и согласии.

Невеста вновь обняла его, но Олаф высвободился из ее объятий: внизу послышался шум, а флаг, трепещущийся над головой, призвал его к бдительности. Снизу кто-то пытался подняться по стенам. Шорохи все ближе, ближе… Вот уже враги на стене и пытаться сорвать знамя… Их уже несколько человек… Что теперь делать? Как спасти город?

Мужественный Олаф обнажает свой меч и бросается на врага. Короткой оказалась схватка — враг полетел вниз, но вместе с ними погиб и благородный рыцарь.

Несчастная, напуганная девушка осталась одна на стене; в один миг для нее все оказалось кончено — не стало ее любимого, не стало будущего.

Смерть объединит нас! — произнесла несчастная и бросилась со стены в мрачную бездну.

Теперь, много лет спустя, часто на этом месте, у флага появляются призраки рыцаря Олафа и его невесты в белых одеждах. Городские сторожа, проходя по городской стене, слышат на этом месте звуки схватки и глубокие вздохи, и поэтому зачастую просто бегут с этого страшного места.

Трагическая гибель невесты Олафа перекликается с другой легендой о другой нарвской невесте.

Жил в Нарве один известный своим богатством купец. Еще больше он был знаменит тем, что была у него дочь, красоты неописуемой, и множество женихов обивали порог его дома именно из-за нее. Но сердце красавицы оставалось к ним равнодушным, ибо она крепко любила одного молодого человека, своего земляка-нарвитянина.

Слухами земля полнится, и докатилась молва о красавице до шведского короля, у которого был молодой сын.

Раз в целом свете нет такой красавицы, — сказал король, — она должна принадлежать моему сыну.

Он снарядил специальный корабль и с богатыми подарками отправил королевича в Нарву.

Дочь купца покорила сердце юноши. Ему удалось быстро сговориться с отцом прекрасной нарвитянки: не каждому выпадает честь породниться с королевским семейством, но …дочь отказала королевичу — она была преданна своему избраннику. Тогда купец и королевич сговорились отправить девушку за море насильно.

Перед отъездом ей удалось повидаться с любимым.

Я не смогу пережить разлуку, — сказала она ему, — я никогда не буду счастлива даже с королевичем! Только тебе я буду верна, моя первая любовь!

Вскоре корабль поднял паруса и королевич с нарвской девой поплыли в Швецию. На судне купеческая дочь без конца плакала, но слезы девушки не могли унять боль о юноше, который остался в родном городе. С тоской смотрела она в сторону удаляющейся родины, грустя о милом…

С пустыми руками вернулся наследник престола в Швецию: не перенеся разлуки, его нарвская красавица бросилась в море.

С тех пор во время шторма, когда свистит ветер, бушуют волны, в ярости бросаясь на берег, по всему финскому заливу до берегов Швеции, сквозь рокот волн слышен душераздирающий, накликающий беду плач. И горе всякому моряку, кто окажется в это время в открытом море. Сквозь клокочущие валы и шлейфы пены видны призрачные женские руки, которые хотят забрать мореплавателей в подводное царство. Это руки нарвской красавицы, которая, став русалкой, не может забыть свою первую любовь, и хочет безжалостно отомстить бессердечным людям за украденное счастье, за свою погубленную жизнь.

Так повествует предание, вполне не лишенное оснований. Когда «разборки» между русскими и шведами на время затихали, то Марса сменял Амур.

К шведской эпохе Нарвы относятся следующие два сохранившиеся еще в устах старожилов немцев и эстов народные предания.

Жил в Нарве богатый купец. Молва о его богатствах протекала по всей стране, но еще более говорила эта молва о красоте его единственной дочери. Много женихов сватало ее, искало взаимности чудной «нарвской девы», но всем она отказывала, так как уже любила первою любовью только что пробудившегося сердца, и любила — самого бедного человека в городе. И вот проведал о ее необыкновенной красоте сам король; он шлет в Нарву своего сына, королевича, которого сопровождают нарядные корабли, нагруженные дарами: король желает женить сына на нарвской красавице.

Купец считал себя на высоте счастья от неожиданно выпавшей на его долю королевской милости: дочь простого человека делалась женою королевича, будущего короля. Но красавица загрустила, и слезы печали омрачили ее милое лицо.

Невесту одели в пышные наряды, посадили на корабль и повезли из родного города. Она успела однако шепнуть своему возлюбленному, что никогда не будет женою королевича. В открытом море она бросилась в волны и утонула, а опечаленный жених вернулся один.

И слышится с тех пор во время бурь и непогод как бы плач и стон, несущийся от шведских берегов к нарвскому прибрежью, и часто, когда забушует море и заходят сердитые волны, видны на поверхности нарвского залива белые, как пена, руки русалки, опасные для кораблей, которым она готовит гибель.

Это предание переложено на рифмованные эстские стихи, к которым также имеются ноты, и в таком виде оно является довольно, популярною песнею для обильных эстских певческих хоров.

Другое предание источником своим имеет веками не прекращавшиеся у стен Нарвы кровавые столкновения, когда все проявления частной жизни, все душевные запросы и личные чувства отступали на задний план перед исполнением долга и воинскими доблестями. Воин Олаф поставлен был охранять знамя, водруженное на высокой нарвской стене. Под городскими стенами только что утих бой, и хранитель священного знамени должен был особенно напрягать внимание и следить, чтобы враг тайно не проник в город. Вдруг видит Олаф, словно белый призрак, что-то промелькнуло невдалеке . . . все ближе, ближе — о счастье! — это его невеста, с которою он уже давно не видался.

— Милый! — шепчет она—я исстрадалась, я искала тебя. Мне сказали, что ты убит … Но ты жив, и я опять с тобою. Но что это ты так холоден? Олаф крепко обнял ее и возразил: «Я не холоден, холодны мои доспехи; скоро я сниму их, и мы будем счастливы навеки». Он осыпал ее поцелуями, ласкал ее, клялся в любви. Вдруг раздался шорох: по стене ползут, и уже дерзкая рука хватает знамя, вверенное охране Олафа.

Врагов несколько человек, а он один; что делать? как спасти город и свою честь?

И вот Олаф стремительно бросается на горсть людей, карабкающихся по стене и вместе с врагами низвергается с высокой крепости в каменистый ров. Все погибли — и враги, и защитник знамени.

Одна бедная девушка осталась на стене: едва нашла она свое счастье, и внезапно потеряла его навсегда.

«Медлить нечего! смерть соединит нас»—решила она и бросилась с городской стены вслед за милым сердцу.